ТЯЖКОЕ БРЕМЯ ОПАЛЫ

Две тысячи дукатов как средство против душевных ран. — Трогательное свидание — верх притворства и лицемерия. — Уклончивые обещания. — Расторжение договора в интересах государства. — Овандо — новый вице-король Индии. — Заключительный акт трагедии индейцев на Эспаньоле, — «Книга пророчеств». — Новые замыслы.

Негодование, вызванное в народе жестоким обращением с великим мореплавателем, неприятно поразило католических королей, но они в это время вместе с монархом Франции были заняты дележом Неаполитанского королевства. Прошло еще шесть недель, прежде чем королевская чета отдала приказ снять оковы с находившихся в заключении братьев Колумбов и пригласила их ко двору. Короли отправили адмиралу любезное послание и две тысячи золотых дукатов — очень большую по тому времени сумму, — чтобы он мог предстать перед государями в надлежащем облачении и в сопровождении свиты.

17 декабря 1500 года Колумб явился ко двору и был принят Фернандо и Изабеллой. Некоторые историки рассказывают, что это было очень трогательное свидание. Говорят, будто бы королева, увидев седую, трясущуюся голову великого мореплавателя, его лицо, на котором заботы и страдания проложили глубокие морщины, согбенный стан и следы оков на руках и ногах, горько разрыдалась. А Колумб, до тех пор с гордым спокойствием сносивший клевету и незаслуженные оскорбления, потерял самообладание, припал к ногам королевы и, заплакав как дитя, долго не мог произнести ни слова. Король поднял рыдающего старца, стал ласково успокаивать его и заверил в своей благосклонности.

Однако Эрнандо — сын адмирала — лишь вскользь упоминает об этой встрече, сообщая, что королевская чета милостиво приняла в Гранаде адмирала и заявила ему, что его арест, заключение в темницу, наложение на него оков произошло без их ведома, Бобадилья, дескать, действовал самовольно, не имея на это полномочий.

Это было верхом притворства и лицемерия: ведь на самом деле Бобадилья поступал согласно тайной инструкции королей и все свои усилия прилагал к осуществлению их намерений — лишить Колумба звания вице-короля, изменить порядок управления островом, передать во владение королей землю с проживающими на ней индейцами.

Выслушав жалобы седовласого старца, Фернандо и Изабелла обещали ему восстановить справедливость — вернуть конфискованное имущество, возместить убытки и восстановить его в титулах, а также отозвать и наказать Бобадилью. То были пустые, ничего не стоящие обещания, но Колумб им поверил, полагая, что ему снова удалось увлечь своим красноречием государей и убедить их в своих лучших намерениях. Он уехал в надежде, что вскоре с триумфом вернется на Эспаньолу вице-королем Индии.

Изо всех сил ухватился он за свое наивное заблуждение. Он считал королеву своим ангелом-хранителем, а себя — мучеником, чьи страдания не могут быть возмещены никакими земными дарами: ведь он совершил величайшее в мире открытие, но не был по достоинству ни оценен, ни вознагражден.

Однако шла неделя за неделей, месяц за месяцем. Все новые соперники Колумба отправлялись за океан, они открыли уже побережье огромного материка, а государи даже и не вспоминали о Колумбе. Адмирал напрасно надеялся, что они выполнят свои обещания и будут следовать договору с ним: слишком большие ошибки допустили он и его братья при колонизации Эспаньолы.

Государи считали, что Колумб восемь лет назад при заключении договора обманул их. Ведь тогда они предполагали, что генуэзец откроет два-три новых острова или создаст на побережье Азии торговую факторию. Никто и не помышлял об открытии столь обширных и богатых земель. Теперь же с каждым новым открытием за океаном все ярче и ярче обозначались контуры огромного материка, вызывая сожаление у монархов по поводу столь опрометчивого шага, как заключение невыгодного договора с Колумбом.

Как же расторгнуть его? Способов было немало. Можно было пустить в ход клевету и заявить, что вице-король собирался отторгнуть Эспапьолу от Испании или даже передать ее в иностранное владение, выторговав себе при этом большие льготы и права. Достаточно было сделать намек, чтобы льстивые царедворцы не преминули доказать эти преступления Колумба. Все же Фернандо не хотел прибегать к таким крайним мерам, хотя и не собирался восстанавливать властолюбивого генуэзца в его высоких званиях.

Колумб уже не был незаменимым. Он достиг Индии и получил за это, по мнению государя, и так уже чрезмерные почести и награды, пользовался слишком громкой славой. Теперь же любой опытный капитан мог легко пересечь океан, и немало мореходов, прошедших суровую школу дальних плаваний, получили хорошую закалку. Многие из них совершили такие путешествия на свой страх и риск и принесли немалый доход и государственной казне.

Зачем же оказывать высокие почести и наделять опасными привилегиями за то, что с легкостью и без какого-либо вознаграждения может совершить любой хороший моряк.

По Колумб не хотел и не мог этого понять. Он был слишком несговорчив и потерял всякое чувство реальности. Ведь он мог уйти на покой, остаться в Испании, получить от короля замок, пенсию, герцогский титул; никто бы не возражал также против его титула вице-короля Индии и адмирала, лишь бы только он оставил эти посты. Однако Колумб был не из тех людей, которые отступают и не доводят дело до конца, — иначе он не открыл бы Америки.

Вскоре Колумб начал готовиться к новому путешествию и обратился к государям с просьбой организовать четвертую экспедицию.

Фернандо медлил с ответом. Нелегко было удерживать в бездействии такого знаменитого мореплавателя, и король давал ему все новые и новые обещания, не собираясь их выполнять.

Колумбу сообщили, что, пока на Эспаньоле не прекратятся распри, его появление только разожжет там страсти и жизнь его подвергнется опасности. Бобадилью сместят с должности, а на его место назначат другого, энергичного человека, который сможет очистить остров от мятежников и всякого сброда. Пусть адмирал пока отдыхает, бережет себя и ждет своего часа.

Бобадилью и впрямь сместили с должности губернатора и вместо него в сентябре 1501 года назначили Николаса де Овандо, искушенного в государственных делах блестящего царедворца и богобоязненного католика.

Колумб понял, что его просто убрали с дороги. Лишь сознание того, что заселение новых земель продолжается, приносило ему некоторое облегчение. У испанцев вновь пробудился интерес к колонии. Морские экспедиции к берегам Южной Америки открывали заманчивые перспективы.

В феврале 1502 года под командой Овандо на Эспаньолу отправилась мощная эскадра. На тридцати кораблях поплыли за океан две с половиной тысячи человек — моряки, воины и поселенцы. Возвращение Колумба на остров стало невозможным.

Бобадилья, так старательно и бестактно выполнявший приказы государей, тоже стал не нужен. Овандо получил предписание расследовать деятельность Бобадильи и Ролдана, восстановить имущественные права адмирала в колонии и позаботиться о получении им дохода согласно договору.

Кроме того, Овандо было приказано установить монопольное право короля на торговлю на Эспаньоле и взыскивать в пользу королевской казны третью долю добычи золотоискателей. Королевским указом разрешалось для нужд золотых рудников перевозить из Испании на Эспаньолу чернокожих рабов.

Вскоре поступление золота с Эспаньолы и жемчуга с Жемчужного Берега значительно возросло. Искатели приключений и наживы снова устремились за океан. Началось массовое заселение испанцами Антильских островов.

Наступил и последний акт трагедии индейцев на Эспаньоле. Хотя королева, посылая на остров вместо Бобадильи Овандо, и провозгласила индейцев своими свободными вассалами, но уже через год она разрешила занимать их работой, если это, мол, необходимо для их пользы. Тем самым вводился принудительный труд индейцев, восстанавливалось их закрепощение. Туземцы должны были работать в рудниках и на полях испанцев сначала по шесть, а потом и по восемь месяцев в году.

Епископ Бартоломе Лас Касас, который в своих пламенных речах и записках не боялся разоблачать конкистадоров и защищать несчастных туземцев, так описывает их жизнь:
«Испанцы обременяли индейцев тягчайшими работами и обращались с ними бесчеловечно и более жестоко, чем во времена Бобадильи. Нх часто отсылали в места, удаленные от их жилищ и семейств, и удерживали там на изнурительных работах. Если кто-нибудь из этих несчастных, утомившись, оставлял на минуту работу, его осыпали ударами плетей. Пища их состояла из одного кассавного хлеба, недостаточно питательного при чрезмерно тяжелом труде. Когда надсмотрщики-испанцы обедали, туземцы, подобно голодным собакам, бросались под стол подбирать кости, которые те иногда кидали им...
Если индеец, доведенный до крайности, в надежде избавиться от тяжелого и непрерывного труда и варварских истязаний своих мучителей, искал спасения в горах, — его преследовали, как дикого зверя, секли без милосердия и, чтобы предупредить новую попытку к побегу, заковывали навсегда в кандалы.
Множество этих несчастных жертв погибали до истечения срока, определенного для работ. Те, которые переживали его, получали позволение вернуться домой, с тем чтобы в следующем году опять явиться на работу в назначенное время...
Изнуренные продолжительной и тяжелой работой, многие не имели сил добраться до дому. Я часто встречал их: иные падали замертво среди дороги, другие с трудом переводили дыхание от усталости и изнеможения, сидя в тени под деревьями. Некоторые, борясь со смертью, произносили слабым голосом: «Есть... есть...». Наконец те, которым удавалось добраться до жилищ, находили их чаще пустыми. В продолжение восьмимесячного их отсутствия жены и дети их разбрелись или умерли. Поля, единственный источник их пропитания, заросли травой. В унынии, в изнеможении им ничего не оставалось, как только ждать у порога своих хижин медленной смерти».

Истребление индейцев продолжалось и в кровопролитных битвах, и во время внезапных нападений. Овандо отдал приказ предать огню и мечу провинцию Чигай. Когда испанцы достигли этой провинции, на всех высотах вспыхнули огни. Широкие столбы дыма, оповестив жителей о приближении неприятеля, подняли всеобщую тревогу.

Индейцы немедленно отправили стариков, женщин и детей в уединенные пещеры, скрытые в лесной чаше, и стали готовиться к бою.

Испанцы вступили в открытую безлесную равнину, удобную для действия кавалерии. Захватив пленных, они стали их допрашивать, стараясь узнать, каковы силы и намерения индейцев, но не получили ответа. Пытки тоже ничего не дали — пленники оставались непреклонными. Этот народ предпочитал смерть измене.

Испанцы продолжали углубляться внутрь провинции и в одном селении были встречены соединенными силами нескольких касиков. Туземцы ждали их, выстроившись вдоль улицы, со своими луками и стрелами, совершенно нагие, без всякого прикрытия. При появлении врагов они издали ужасный вопль и пустили тучу стрел, но с такого расстояния, что ни одна не достигла цели. Испанцы ответили залпом из арбалетов и ружей. Индейцы, увидев, что многие из их товарищей упали мертвыми, обратились в бегство, не дожидаясь атаки и ближнего боя с испанцами, вооруженными шпагами. Но и в бегстве они были мужественны: некоторые воины вырывали из своих ран стрелы, глубоко вонзившиеся в тело, ломали и грызли их зубами и в бессильной ярости бросали их в испанцев.

Разбитые и рассеянные чигаи устремились с семьями к своим естественным крепостям — горным пещерам и укрылись в них. Испанцы преследовали их, но с великим трудом. Проводниками им служили несколько пленных, которых принудили к измене неслыханными истязаниями. Их гнали перед собой на веревке, обвязав одним концом шею своей жертвы, а другой держа в руке. Некоторые из несчастных, достигнув края пропасти, стремглав кидались в нее, стараясь увлечь за собой и своих палачей.

Наконец испанцы открыли убежище индейцев и не пощадили ни старых, ни малых, ни женщин, ни мужчин. Бесчеловечные убийцы изрубили своими мечами всех — даже матерей, державших детей на руках.

Буржуазные историки, повествуя о великих географических открытиях, обычно обходят молчанием эти зверства, или лишь вскользь упоминают о них. Гуманный епископ Лас Касас едва ли не единственный говорил всю правду, не пугаясь гнева и немилости католических королей.

После аудиенции у королей и вплоть до октября 1501 года Колумб жил в Гранаде, по его собственному утверждению, в очень стесненных обстоятельствах. Впоследствии он сетовал в письмах к королю, что двадцать лет службы, труды и опасности принесли ему так мало, что он не имел в Кастилии своего крова над головой, пищу и пристанище ему приходилось искать в корчме или таверне и зачастую ему нечем было заплатить за обед.

Великий мореплаватель упорно и неотступно боролся за свои права и привилегии, однако государи не спешили с выполнением своих обещаний.

Тем временем за океан отправлялись все новые и новые корабли. Колумб по этому поводу писал, что ему пришлось семь лет терпеливо ждать при королевском дворе, выслушивая бесконечные насмешки над своими планами, а ныне даже последний портной чувствует в себе призвание делать открытия.

Колумб упорно требовал своей доли доходов с открытых другими мореплавателями земель и восстановления его в должности вице-короля Индии.

В октябре 1501 года Колумб перебрался в Севилью и, впав в религиозный мистицизм, сочинил там «Книгу Пророчеств». На страницах этой книги он напоминал, что в свое время дал торжественный обет послать огромную армию в Палестину для освобождения гроба господня. Но прошло семь лет и обещание осталось невыполненным. Адмирал лишился всех своих сбережений. Разоренный и покинутый, он пытался привлечь к этому крестовому походу внимание короля и королевы и искал в библии, в писаниях столпов церкви и богословов повеления завоевать Иерусалим. Колумб призывал монархов не медлить с организацией, крестового похода, ибо до конца света, по его словам, осталось всего сто пятьдесят лет. Согласно библейским пророчествам, он, мол, является орудием божьей воли и выполнит все, что указано в книге пророка Исайи.

Эти невежественные разглагольствования, религиозные бредни, мрачный мистицизм, сопровождаемые манией величия, свидетельствовали о психической неуравновешенности Колумба и в то же время об узости его кругозора даже по сравнению с тогдашним уровнем развития науки и культуры.

Колумб писал даже папе римскому, умоляя послать его в Индию с миссионерами. Он, дескать, поможет отвратить язычников от греха.

А короля адмирал буквально засыпал письмами. Он превозносил свои познания в навигации, снова и снова предлагал свои услуги, но не получал ответа. И все же продолжал настаивать.

Западный морской путь по-прежнему волновал воображение Колумба. Он все еще надеялся доказать, что Куба — часть Азиатского материка. Земли, открытые им во время третьего плавания, могли быть или группой больших островов, отделенной океаном от материка, или продолжением юго-восточной Азии. Новая экспедиция окончательно разрешила бы данный вопрос. Если эти земли и Кубу разделяет пролив, его надо разыскать и через него выйти из Карибского моря в Индийский океан, а оттуда добраться до устья Ганга.

Колумба ничуть не смущали успешные экспедиции португальских моряков — Васко да Гамы и Кабраля — вокруг Африки в Индию (Кабраль побывал и у берегов Бразилии). Генуэзец не сомневался в правильности открытого им пути и лелеял надежду превзойти и достижения португальцев и свои собственные. Он хотел опять уйти в плавание, чтобы найти наконец настоящую страну золота и пряностей — легендарную страну великого хана.

Адмирала не встревожило даже известие о том, что флорентиец Америго Веспуччи, участвовавший в экспедиции Охеды, видел огромный материк, который никак не мог быть Азией. Колумб не хотел и слышать об этом. Он ведь достиг Азии и доберется в конце концов и до устья Ганга — ведь в Карибском море такие сильные течения, что они должны привести к проливу, а уж по нему — прямой путь к «полуденной Индии».