БАГАМСКИЕ ОСТРОВА И КУБА

Первые шаги европейцев по американской земле. — Нагие островитяне и «посланцы небес». — Индия и «индейцы». — «Как легко будет заставить их работать на нас!» — 28 октября 1492 года — день открытия Кубы. — Самая благодатная ЗЕМЛЯ в мире. — Делегация к великому хану. - В страну золота Бабек. — Исчезновение «Пинты». — На восток вдоль северного побережья Ориенте. — Гаити.

На рассвете 12 октября 1492 года перед испанцами открылся низкий песчаный берег, на котором зеленели деревья и заросли кустарника. Матросы поставили паруса, и корабли, обогнув остров с юга, пристали к подветренному западному берегу.

Багамский архипелаг состоит из тысячи больших островов, островков и рифов, и теперь, спустя более чем четыре столетия, невозможно точно указать, какой из них был открыт первым. Коренные жители — индейцы — называли его Гуанахани. Возможно, что это был остров Ватлинг.

За причудливыми деревьями блестела тихая гладь озера, но нигде не было видно ни мраморных пагод с золочеными крышами, ни гавани, ни слонов, ни кораблей. В зарослях мелькали голые тела туземцев, в ужасе следивших за вынырнувшими из моря неведомыми чудовищами с большими белыми крыльями.

Колумб облачился в блестящий панцирь, набросил поверх пурпурную мантию — торжественное одеяние кастильского адмирала, — и, взяв с собою офицеров королевского нотариуса и контролера, сел в шлюпку и направился к берегу. За ними следовали шлюпки с капитанами и офицерами двух других кораблей, вооруженными шпагами, пиками, большими луками-арбалетами и тогдашним огнестрельным оружием — аркебузами и мушкетами.

Высоко держа развевающееся знамя Кастилии, Христофор Колумб ступил на берег. Все опустились на колени и возблагодарили господа, ниспославшего им свое милосердие, дозволившего достичь острова. Со слезами на глазах они обнимали обретенную землю. Затем, как отмечено в дневнике, адмирал поднялся с колен и нарек остров именем Caн-Сальвадор (спаситель).

Трудно представить себе более возвышенный миг в жизни первооткрывателя, чем тот, когда он впервые сходит на берег новой, никому не известной земли! Но еще труднее представить ту кровавую, полную трагизма страницу истории, которую открыл Колумб в эту самую счастливую минуту своей жизни.

Высоко подняв знамя, адмирал призвал королевского нотариуса и контролера засвидетельствовать, что он, дон Христофор Колумб, от имени короля и королевы объявил этот остров испанским владением и сделал шпагой отметки на деревьях, как это было принято в те времена при посещении земель, населенных язычниками. Нотариус немедля составил соответствующий акт.

Вскоре на берегу собралась большая толпа островитян. Любопытство заставило их забыть недавний страх перед плавучими рощами с высокими деревьями, усеянными белыми и цветными листьями, вынырнувшими на рассвете из морской пучины. От этих рощ отделилось несколько лодок с сидевшими в них невиданными людьми, облаченными в яркие, твердые одеяния, сверкавшие под лучами солнца. Бледные лица чужеземцев были украшены пучками белого, рыжего или черного хлопка (многие из моряков отпустили бороды, краснокожие бород не имели и никогда прежде не видели их). Все вызывало удивление туземцев: и пучки ярких перьев на шлемах, и знамена, похожие на крылья больших птиц, и блестящие острые палки у пояса — шпаги. Нагие дети природы нерешительно приближались к чужестранцам, неся им свои дары и пытаясь понять их язык и жесты.

Эту первую встречу с народом чужой земли адмирал описал так:
«Поскольку они держали себя дружественно по отношению к нам и поскольку я сознавал, что лучше обратить их в нашу святую веру любовью, а не силой, я дал им красные колпаки и стеклянные четки, что вешают па шею, и много других малоценных предметов, которые доставили им большое удовольствие. И они так хорошо отнеслись к нам, что это казалось чудом. Они вплавь переправлялись к лодкам, где мы находились, и приносили нам попугаев, и хлопковую пряжу в мотках, и дротики, и много других вещей и обменивали все это на другие предметы, которые мы им давали, как, например, на маленькие стеклянные четки и погремушки, С большой охотой они отдавали все, что у них было.
Но мне показалось, что эти люди бедны и нуждаются во всем. Все они ходят нагие, в чем мать родила... И все люди, которых я видел, были еще молоды, никто из них не имел более тридцати лет, и сложены они были хорошо, и тела и лица у них были очень красивые, а волосы грубые, совсем как конские, и короткие. Волосы зачесывают они вниз на брови, и только небольшая часть волос, и притом длинных, никогда не подстригаемых, забрасывается назад».

Цветом кожи они напоминали Колумбу гуанчей — коренных жителей Канарских островов: они были не черны, не белы и не слишком темны; их тела или только лица были разрисованы красной или черной краской. Они не носили и не знали железного оружия: когда испанцы показали им свои шпаги, они схватились за лезвия и порезались.

На другое утро каноэ-челноки индейцев, выдолбленные из цельного ствола дерева, окружили каравеллы. Некоторые каноэ вмещали по сорок-пятьдесят человек, но были и совсем маленькие, с одним гребцом. Туземцы ловко орудовали веслами, похожими на лопаты, которыми сажают в печь хлеб.

Адмирал захотел поближе осмотреть открытую им землю. Это был большой, равнинный остров; местами рос густой лес, среди деревьев летали разноцветные попугаи.

Испанцы прошли на шлюпках вдоль берега острова и увидели несколько селений. Их жители громкими криками призывали своих соплеменников: «Идите, смотрите — вот посланцы небес, несите им пищу и питье!»

Могли ли подумать эти простодушные, гостеприимные люди, что так называемые посланцы небес через несколько лет будут охотиться за ними как за дикими зверями по всему архипелагу; станут увозить их в испанские колонии, что их превратят в рабов и заставят нырять в море за жемчугом и надрываться на непосильной работе на золотых и медных рудниках, где эти несчастные быстро перемрут? И к 1520 году на Багамском архипелаге не осталось ни одного индейца. Острова опустели. Мертвые и покинутые лежали они посреди океана и никто уже не мог указать, где впервые сошел на берег первооткрыватель Америки Христофор Колумб.

Но пока что индейцы ни на этом, ни на других островах не подозревали ничего дурного. Они оказывали пришельцам почет и уважение, преклонялись перед ними, даже обожествляли их. Ведь древние легенды всех индейских племен, от Антильских островов до Мексики и Перу, предвещали, что когда-нибудь с Востока придут божественные существа — сыны солнца, которые принесут с собой радость и счастье. Простодушным островитянам казалось, что древняя легенда наконец-то стала действительностью и сыны богов приплыли к ним на солнечных кораблях.

«И они благодарили бога, бросаясь на землю, воздевали руки к небу и призывали нас к себе», — записано в дневнике Колумба.

Но адмирала больше всего интересовало золото: «Я же был внимателен к ним и упорно дознавался, имеют ли эти люди золото. Я видел, что у некоторых кусочки золота воткнуты в отверстия, которые они для этой цели проделывают в носу. И, объясняясь знаками, я дознался, что, плывя на юг, я встречу в тех местах одного короля, у которого есть большие золотые сосуды, и король этот имеет очень много золота».

Для индейцев золото не имело реальной ценности. Считая, очевидно, этот металл волшебным, так как он не менялся с течением времени, они носили кусочки золота в носу, губах и ушах для защиты от злых духов. Индейцы охотно, без всякого сожаления меняли золото на всякие безделушки, даже на осколки стекла и черепки глиняной посуды. Зато испанцы в поисках драгоценного металла заглядывали в нищие хижины, жадно хватались за любой, даже самый маленький кусочек благородного металла. Но золота здесь было мало.

Из рассказов индейцев можно было попять, что оно попадает сюда издалека, его добывают на каком-то большом острове. И адмирал решил отправиться дальше на юго-запад. Оставаться у этих нищих людей не имело больше никакого смысла. Колумба интересовали также и пряности, но ни на Сан-Сальвадоре, ни на других близлежащих островах их не было и в помине.

Туземцы говорили, что дальше к югу есть еще острова и среди них большой остров Куба, где много желтого металла.

Представления Колумба о географии были такие же путаные, как и в начале путешествия. Он ни на миг не усомнился в том, что его каравеллы достигли именно Индии, то есть Восточной Азии, и что Сипанго (Япония) и страна великого хана — Катай находятся где-то рядом. Вот почему он назвал обитателей острова «индейцами» (indios) — жителями Индии. Это название как своеобразный памятник ошибке Колумба сохранилось до наших дней. Впоследствии острова Карибского моря стали называть Вест-Индией, или Западной Индией, а настоящую Индию — Ост-Индией, или Восточной Индией.

Захватив силой нескольких индейцев, чтобы они служили ему в качестве проводников, Колумб стал продвигаться между островами Багамского архипелага дальше на юг. Нельзя отказать ему в известной наблюдательности, которая ярко проявлялась при описаниях природы:
«Тут много озер и вокруг них чудесные рощи. И как все другие острова, этот остров весь зеленый, и травы здесь как в Андалусии в апреле, и поют в лесах птицы, и человеку, который сюда попал, не захочется уж покинуть эти места. Затмевая солнце, летали здесь стаи попугаев, и было, кроме того, на диво много других птиц, самых разнообразных и во всем отличных от наших.
...Рыбы здесь настолько отличаются от наших рыб, "что кажется это чудом. Иные похожи на петухов и имеют тончайшую расцветку — тут и синие, и желтые, и красные, и все иные тона, другие же расцвечены на много ладов... Тварей я не видел здесь никаких, если не считать попугаев и ящериц, Корабельный мальчик говорил мне, будто он видел большую змею. Ни овец, ни коз, ни других животных я не видел...».

По свидетельству Колумба, на одном из островков испанцы пронзили пиками змею семи пядей в длину с короткими лапами. Очевидно это была игуана — большая ящерица, мясо которой у островитян считалось деликатесом.

Первое время индейцы, завидев корабли, в панике покидали свои убогие жилища. Тогда испанцы задержали одного туземца, одарили его разными побрякушками, угостили вином и патокой и отпустили на все четыре стороны, чтобы он понес к своим соплеменникам весть о добрых чужестранцах.

Наблюдая робких, миролюбивых островитян, вооруженных лишь короткими деревянными дротиками с костяными наконечниками, богобоязненный, но воинственный католик Колумб решил, что их легко будет обратить в христианскую веру и заставить работать на испанцев, иными словами, крестить и превратить в рабов. Отношение Колумба к индейцам с самого начала было двуличным и вероломным: он превозносил их нрав, добродушие и красоту, но в то же время считал их своей и королевской собственностью.

Однако голые, нищие островитяне ничуть не соответствовали тем представлениям, которые сложились у Колумба при чтении удивительных историй Марко Поло и фантастических рассказов Мандевиля. Ведь Марко Поло ни словом не обмолвился об островах, где под сенью роскошных цветущих деревьев и кустов живут голые, нищие люди.

Адмирал как поэт воспевал открытую им землю, прекрасную, как рай, но в то же время смотрел на нее глазами алчного купца, прикидывая, как бы получить побольше барышей.

Колумб открыл еще несколько небольших островов и все объявил испанским владением, назвав их именами святой девы Марии и кастильских королей. Они ничем не отличались от Сан-Сальвадора — это были такие же равнинные острова, поросшие тропическим лесом и населенные такими же миролюбивыми племенами.

«Эти острова очень зеленые и плодородные, воздух здесь приятен... Желаю продолжать путь и обойти эти земли и проникнуть на многие острова, чтобы найти золото. И так как пленники знаками объяснили, что тут носят золотые браслеты на руках и ногах... то я уверен, что с помощью господа нашего найду золото там, где оно родится», — пишет Колумб.

После двухнедельных скитаний среди бесчисленных мелких островов и рифов Багамского архипелага Колумб 28 октября 1492 года подошел к острову Куба, к его северо-восточному побережью (теперешняя провинция Ориенте) и вошел в устье полноводной реки, которая текла по широкой долине, окаймленной прекрасными горными хребтами. Он назвал эту землю Хуана, по имени наследника испанского престола. После смерти принца острову присвоили имя Фернандино, но в конце концов испанцы стали употреблять старинное индейское название Куба.

Остров был действительно прекрасен. В изложении дневника Колумба ему посвящено немало восторженных слов.

Адмиралу казалось, что он никогда не видел такой красивой земли. Повсюду росли роскошные зеленые леса. Деревья цвели и плодоносили, и цветы и плоды были в великом множестве и разнообразии. Сладкозвучно пели птицы. И там и тут возвышались пальмы с большими листьями, не похожие ни на гвинейские, ни на кастильские.

Колумб не переставал восхищаться красотами тропической природы. Каждый новый островок, каждая бухта, устье реки, берег и гора казались ему прекраснее предыдущих.

«...Он смотрел на роскошный мир тропической природы, как нежный отец в прозрачные глаза своего ребенка», — с восхищением отмечает немецкий историк географических открытий О. Пешель, начисто забывая, какие бедствия этот «нежный отец» принес открытой им стране.

Берега Кубы были изрезаны многочисленными хорошо защищенными, тихими бухтами и устьями глубоких рек. Море было так спокойно, что казалось, оно никогда не волнуется: трава на побережье росла почти до самой воды, чего никогда не бывает на землях, омываемых бурными морями.

Спокойствие прозрачных голубых вод казалось Колумбу вечным: ему не довелось еще увидеть страшные ураганы, циклоны, свирепствующие в этих морях: они вырывают деревья с корнями, вызывают разрушительные наводнения, топят корабли и гонят на равнины морские волны.

Кубинские реки были совсем непохожи па африканские. В Африке текут могучие потоки мутной воды, унося с собой гниющие растения, здесь же реки были глубокие, чистые и прозрачные. В них водилось немало жемчужных моллюсков и больших черепах.

По жестам индейцев Колумб понял, что земля эта очень велика и ее нельзя обойти на корабле даже за двадцать дней. Тогда он решил, что уже миновал Сипанго и достиг берегов Катая. «Несомненно, что если эта земля — материк, — писал он, — то я нахожусь перед Саито и Кисаем (южными городами Китая)». Куба, по его мнению, была одним из полуостровов провинции Манзи на океанском побережье Азии. Но где же города, где пагоды с золочеными крышами, бронзовые пушки, знатные вельможи в тканых золотом одеждах, где золото и пряности?

Каравеллы испанцев шли вдоль северного берега Кубы, останавливаясь в бухтах и устьях рек, где виднелись индейские селения.

В те времена Кубу населяли три племени индейцев, которыми правили касики-вожди и бехики-жрецы, знахари или шаманы. Два племени вели кочевой образ жизни, занимались охотой и рыболовством. Они пользовались грубыми орудиями труда из неотесанного камня, дерева, больших морских раковин и рыбьих костей. Третье племя — тайны достигло более высокого уровня развития и занималось земледелием. Поля возделывали всем селением, сообща. Тайны выращивали кукурузу, маниок, бобы, земляной орех, тыкву, перец, сладкий картофель, различные фрукты и табак.

Однако щедрая природа острова не была еще так богата, как сегодня. Здесь не зеленели бескрайние заросли сахарного тростника — главного богатства Антильских островов, не было ни банановых плантаций, ни рощ кофейного дерева, ни кокосовых пальм.

Рыболовством и охотой занимались мужчины, а женщины работали в поле. Тайны умели делать глиняную посуду, прекрасно резали по дереву, изготовляли из больших раковин орудия труда, плели сети, ткали из хлопка и волокон дерева сейба прекрасные ткани, строили тростниковые или бамбуковые хижины. Испанцы находили у них глиняные статуэтки и маски. В хижинах туземцев жили собаки, не умеющие лаять, и прирученные лесные птицы, но нигде не было домашних животных.

Об островитянах — о гостеприимных, простодушных и доверчивых людях — Колумб отзывался так: «Эти люди покорны и боязливы. Как я уже говорил, они нагие, без оружия и без закона. Земли эти весьма изобильны, здесь во множестве растут «mames» (бататы — сладкий картофель) — плоды, подобные моркови, имеющие вкус каштанов, есть фасоль и бобы, но значительно отличающиеся от наших кастильских, встречается много хлопка. Хлопок, однако, тут не сеют. Он растет в диком виде на пустырях и имеет высокие стебли. Я думаю, что собирать хлопок можно здесь в течение всего года... Тут имеется такое множество разных плодов, что нет возможности описать их. И из всего этого можно извлечь пользу... Здесь сеют «ахе» (ямс) — растеньице с корневищами, как у морковки. «Ахе» приготовляют, как хлеб: размалывают корни, затем замешивают муку и выпекают ее». Колумб рассказывает дальше, что после сбора урожая побеги этого растения пересаживают в другое место и из них вырастают по четыре-пять корневищ толщиной с человеческую ногу.

В те времена четыре пятых кубинской земли были покрыты густыми тропическими лесами, и весь этот остров можно было обойти под сенью пальм. В лесах порхали громадные, похожие на цветы, бабочки; мелькали, переливаясь всеми цветами радуги, насекомые, не уступавшие в красоте великолепным цветам с дурманящим запахом. А цветов здесь было множество, но особенно выделялись своей прелестью орхидеи. В зарослях без устали стрекотали сверчки и цикады.

В устье реки Хибары Колумб приказал бросить якорь и оставался там двенадцать дней. Индейцы, убедившись, что белые не делают им зла, окружили на своих, челнах корабли, и вскоре завязалась оживленная меновая торговля.

В ответ на настойчивые расспросы чужеземцев о золоте индейцы утверждали, будто этот металл в больших количествах имеется в глубине острова — на Кубанакане. Колумб решил, что это описанная Марко Поло столица хана Кубилая, и отправил туда двух послов — переводчика Луиса де Тореса, владевшего арабским и еврейским языками, и одного из моряков, которому довелось побывать в Гвинее у негритянских вождей. Послам дали с собой письмо испанских государей и дары для великого хана, а также стеклянные побрякушки и пестрые лоскуты материи для обмена по дороге на пищу. Посланцев сопровождали двое индейцев.

Можно ли представить более злую иронию судьбы: великий мореплаватель искал на Кубе путь к городу, находившемуся совсем на другом конце света, и хотел попасть к хану монголов, династия которого свыше ста лет назад была свергнута и изгнана из Китая.

Там, где теперь расположен город Ольгино, посланцы увидели селение из пятидесяти хижин, крытых пальмовыми листьями. Индейцы встречали их как пришельцев с неба. Вождь устроил в их честь пир, туземцы целовали им руки и ноги и приносили всякие дары. Испанцы были восхищены сердечным приемом, но Торес в тревоге обнаружил, что никто из этих краснокожих не владеет арабским языком и никто не слыхал о богатых городах с каменными домами, в которых живут купцы и могущественные правители.

Индейцы потчевали чужеземцев кассавой — хлебом из муки маниоки, — испанцы уже отведали его на островках Багамского архипелага, — и испеченными в золе костра ароматными мучнистыми плодами, которые они выкапывали из земли. Так европейцы познакомились с картофелем.

Однако ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней, ни пряностей послы не нашли. Они тщетно показывали индейцам перец, гвоздику и корицу — таких растений островитяне на своей земле не" видели.

Возвращаясь к кораблям в сопровождении большой толпы индейцев, испанцы обратили внимание на их странное поведение: многие туземцы складывали в трубочку сухие листья какого-то растения, зажигали их с одного конца, а затем с наслаждением «пили по своему обычаю дым». Эти огромные сигары островитяне называли табако. На каждом привале они зажигали по одной такой сигаре, затягиваясь ею по очереди три-четыре раза, и выпускали дым через ноздри. Знатные люди — касики «пили дым» из полой трубки, толщиной с мизинец — каовы. Один конец трубки с двумя дырочками они вкладывали в ноздри, второй же держали над кучкой горящего табака. Это было первое знакомство европейцев с табаком.

Моряки, очевидно, тоже пробовали табак, и адмирал им этого не запрещал, хотя видел, что они быстро одурманиваются непривычным крепким дымом. Он только заметил в своем дневнике, что не понимает, какая польза от этих тлеющих головней.

Испанцы даже не подозревали, как скоро эти «тлеющие головни» распространятся по всему свету, несмотря на строгие запреты и даже проклятие церкви, какие огромные барыши они принесут торговцам и какой вред — человеческому здоровью.

Дождавшись возвращения послов, испанцы еще несколько дней потратили, чтобы закончить починку каравеллы, а затем двинулись дальше вдоль берега Кубы на северо-запад, пока не достигли ряда мелких островов и коралловых рифов, которые адмирал назвал «Садами Короля» (теперь Камагуэйский архипелаг).

Колумб решил, что попал, очевидно, в самую бедную часть Катая и повернул обратно на восток. Из невразумительных жестов и объяснений индейцев он сделал вывод, что там есть золото и пряности: «Он показал индейцам корицу и перец. Они узнали и то и другое, и знаками дали попять, что неподалеку от этих мест по дороге на юго-восток имеется много подобных растений. Показал им также адмирал золото и жемчуг, и старики ответили ему, что в местности, которая называется Бохио, золота не счесть; там золотые украшения носят в ушах, на ногах, на руках, на шее и в той стороне есть и жемчуг. Он узнал также, что там имеются большие корабли и богатые товары, а земля эта лежит па юго-восток, а еще дальше живут одноглазые люди и люди с собачьими мордами, которые едят человеческое мясо... и называются «каннибалами»... «И индейцы проявляли страх перед ними... Они лишались дара речи, опасаясь, что их съедят, и утверждали, что каннибалы — люди, хорошо вооруженные».

Адмирал думал, что индейцы говорят неправду и что каннибалы, которые будто бы брали индейцев в плен, это жители страны великого хана.

Другие индейцы называли страну на Востоке Бабек — или Квисей и утверждали, что она сказочно богата.

Насколько можно было судить по их жестам, жители этой страны собирали золото прямо по побережью в ночное время при свете факелов, а затем молотками сколачивали его в бруски. Слово Квисей напомнило Колумбу Кинсей — известный город Китая. Надежда вновь окрылила моряков, и они поспешили на восток.

Адмирал заботился и о будущих проводниках веры христовой. Он приказал схватить нескольких индейцев, чтобы потом отвезти их в Испанию и обучить испанскому языку. Они познакомятся с этой страной, усвоят ее обычаи и веру и, вернувшись, станут переводчиками и проводниками веры христовой. А пока что эти туземцы должны были показывать путь к другим островам. Колумб расхваливал в своем дневнике индейцев, говорил, что они смирные люди, не ведающие, что такое зло, убийство и кража, безоружные и такие боязливые, что любой из испанцев может обратить в бегство сотни туземцев.

12 ноября каравеллы Колумба отправились на поиски таинственного острова, богатого золотом.

Испанцы увезли с собой на «Санта-Марии» нескольких индейцев, которые из любопытства поднялись на корабль, — шестерых мужчин, семерых женщин и троих детей.

Задержав женщин с детьми, Колумб заметил в своем дневнике: «Я поступил так, зная, что индейцы будут лучше себя чувствовать в Испании, имея с собой женщин из своей земли... Они скорее почувствуют охоту выполнять то, что от них потребуют; и, кроме того, эти женщины быстро научат испанцев своему языку, единому на всех островах Индии».

Духовные лица, по мнению Колумба, смогут овладеть языком индейцев, и будут лучше проповедовать учение Христа. «Молю бога, — писал Колумб католическим королям, — чтобы ваши высочества приложили старания, чтобы ввести в лоно церкви столь великие народы и обратить их в нашу веру, а также уничтожить всех, кто не пожелает поклоняться отцу, сыну и святому духу». И когда это будет совершено, Испания, по мнению Колумба, превратится в богатейшую страну в мире, ибо на этих островах золота — несметное количество.

Колумб без устали твердит о массивных золотых браслетах, которые индейцы носят на шее, руках и ногах, о драгоценных камнях и жемчуге, а также о благовонных смолах и пряностях, которые принесут огромные барыши. Он считает также, что здесь можно собирать много хлопка и продавать его в городах великого хана.

Все помыслы Колумба заняты золотом, это его проклятие, мания и надежда. Слишком долго пришлось ему терпеть нужду и вымаливать у сильных мира сего, как милостыню, средства для осуществления своих замыслов. И вот, наконец, пришло и его время вкусить от щедрот золотого тельца. Повсюду ему мерещился этот блестящий металл. Колумб велел все обменивать только на золото: бусы, зеркальца, глиняные черепки, красные колпаки и погремушки. И этими безделушками испанцы вскоре буквально заполонили Антильские острова. Погремушки вызывали у бесхитростных островитян восторг и очень скоро стали мерой их порабощения, так как погремушками начали измерять количество золота, добытого рабами.

Золото было необходимо адмиралу, чтобы заткнуть рот недоброжелателям, которые так яростно возражали против его проекта, поразить и опозорить своих врагов. Золото всех заставит признать его заслуги. Золотом покроет он издержки экспедиции, при помощи золота докажет королю и королеве, что они дарили своей милостью достойного; золотом пополнит он оскудевшую королевскую казну.

Окрыленные надеждой, испанцы медленно шли на юго-восток вдоль берегов теперешней провинции Кубы Ориенте. Здесь их застигла первая сильная буря. Колумб отдал каравеллам приказ следовать за флагманом и стал искать укрытия в какой-нибудь бухте. Быстроходная «Пинта» была далеко впереди, когда адмирал вдруг без всякого предупреждения, не произведя даже обычного в таких случаях выстрела из пушки, изменил курс и повернул назад, решив из-за неблагоприятной погоды временно прекратить поиски острова Бохио, или Бабека. Очевидно, на «Пинте» не разглядели сигнальных огней «Санта-Марии», и Мартин Алонсо Пинсон продолжал следовать прежним курсом на восток.

На следующее утро обнаружилось, что «Пинта-» исчезла. Ее капитан не раз высказывал недовольство и даже возмущался действиями сурового, высокомерного чужестранца, его медлительностью и затянувшимся пребыванием у островов Багамского архипелага и Кубы. Возможно, что он решил действовать самостоятельно и отправился на поиски богатого острова.

Адмирал, осудив в своем дневнике алчность капитана «Пинты», ограничился лишь кратким замечанием, что Пинсон отделился от флотилии не по причине дурной погоды, а по своей прихоти. Он, мол, и до того доставлял Колумбу немало хлопот и забот.

Но Эрнандо Колумб — сын великого мореплавателя в биографии своего отца оценивает этот случайный эпизод как измену и предательство Пинсона, отважного и умелого мореплавателя, вложившего в экспедицию значительно большие средства, чем сам Колумб, он изображает как дезертира и коварного соперника отца. Он утверждает, что Пинсон якобы стремился первым ступить на сказочно богатый остров, первым возвратиться в Испанию с золотым грузом и в случае гибели Колумба воспользоваться всеми предназначавшимися тому благами и привилегиями.

Действия же самого Колумба после мнимого дезертирства Пинсона кажутся нелогичными: он отнюдь не спешил нагнать беглеца, отправившегося в страну золота, а в течение почти двух недель продолжал идти вдоль берегов Кубы, заходя чуть ли не в каждую бухту. Правда, у этого изобилующего рифами побережья, где дули переменные ветры — бризы, он чувствовал себя неуверенно и не хотел рисковать, боясь посадить суда на мель.

«Санта-Мария» и «Нинья» осторожно шли на восток вдоль прекрасных берегов Ориенте. Высокие горные хребты, подступавшие к самому морю, и реки, текущие между ними, создавали большие удобные бухты, в которых, по словам Колумба, могли бы уместиться все корабли Испании. Окинув внимательным взглядом окрестные горы, адмирал заметил на склонах великолепный лес с огромными соснами, пригодными для постройки кораблей. Из них, — писал Колумб, — выйдут мачты и палубные доски для самых больших кораблей Испании. Адмирал заметил здесь также дубы и нашел реку, на которой можно было без труда установить пилу, работающую от водяного колеса.

5 декабря Колумб достиг восточной оконечности Кубы — мыса Маиси, который он назвал мысом Альфы и Омеги (Начало и Конец), приняв его за крайнюю точку Азиатского материка, где, по его мнению, кончается Восток и начинается Запад.

Отсюда адмирал заметил на юго-востоке гористую землю и уже на следующий день достиг нового большого острова, который индейцы называли Гаити. Здесь подымались высокие горы, покрытые чудесным лесом; здесь простирались обширные плодородные долины и текли полноводные реки. Ночью весь остров сверкал огнями костров — новая земля была густо населена.

Рыба, пойманная матросами, походила на испанскую, с гор дул свежий ветер, принося прохладу, слышалось пение соловья — все напоминало морякам далекую родину. Вот почему Колумб назвал этот остров Эспаньолой — маленькой Испанией и торжественно присоединил его к владениям королей Кастилии и Арагона.